Вечно старый, вечно трезвый. — Тай под ярым огненным дождём. Таю.
"И все это, и вся эта заграница, и вся эта ваша Европа, все это одна фантазия, и все мы, за границей, одна фантазия."
Прошло уж месяцев восемь, не меньше с тех пор, как книжица сия была развернута. Учит, пожалуй учит она как поступать в "приличном обществе", то есть там, где за пределы погоды и "что недавно случилось" лучше не выходить при беседе. И почему так мало обрисована Настенька? Лев же Николаевич странный товарищ. Зря ему досталось наследство. Ему нужно было хипповать. И странствовать.
А еще поразительно то, что в пятнадцать лет, читая преступленьице, находил в себе Родку. Теперь находил в себе Льва Николаевича.
Прошло уж месяцев восемь, не меньше с тех пор, как книжица сия была развернута. Учит, пожалуй учит она как поступать в "приличном обществе", то есть там, где за пределы погоды и "что недавно случилось" лучше не выходить при беседе. И почему так мало обрисована Настенька? Лев же Николаевич странный товарищ. Зря ему досталось наследство. Ему нужно было хипповать. И странствовать.
А еще поразительно то, что в пятнадцать лет, читая преступленьице, находил в себе Родку. Теперь находил в себе Льва Николаевича.
Xomka человеку многогранному трудно стоять на земле. Но все равно спасибо.