Федор Михайлович - существо малоадекватное. Оно пишет о каких-то якобы наполненных душами объектах, ходящих и говорящих друг с другом. Братки Карамазовы меня напрягают, Алеша меня вымораживает часто и весьма часто. Груша - лоскутное одеяло, сотканное кусками совести и мерзостей, почерпнутых у базарной толпы. Ваня - мало описан, но он однозначно двуличен - раз, и с совестью нелады - два. Папаня - папаня это волк, который все кричит "ну погоди". Смешон. И жалок. О, Митя! Ребеночек, семилетний ребеночек, вот только не могу сказать, есть ли в тексте указание на тот роковой момент, после которого его взросление приостановилось. Митя мил, его нужно погладить по головке, уложить в постельку пьяненького (ну, при надобности конечно сковав наручниками), и тогда, наутро, вставши и если повезет, если вспомнит он что вчера происходило - станет зверьком ручным.



Ага! А тут еще один весьма объемный персонаж - Коленька, Красоткин, да со своею мамой же! Ну нет слов, будущий Шерлок Холмс! "Я всегда готов признать ум в народе" - спасибо, Коля, ты очарователен, ты справедлив и великодушен!

Смердяков великолепен, такого наплыва паранойи после знакомства с его образом я не испытывал пожалуй никогда. Его гитарка щиплет душу, а его "трусость" кричит тебе, насколько же ты сам крут. О, да!



Сам автор - сволочь. Униженная к тому же сволочь. Так и видится сверкающий глаз из высокой шинели, наблюдающий на базарной площади за круговертью людских тел, за их переплетениями и недомолвками. Видится в нем любопытство и внимание, сухость и волевое напряжение, а временами и тлеющая человеколюбием слеза. Но в глазу этом - осколок кривого зеркала.

Очень угнетает проскальзывавшее в его повествованиях описание простого народа.



P.S: простите за грубую лексику. Простите за столь искаженно-отрицательное восприятие всеми признанного писателя.